Юрий Герман - Чекисты [Сборник]

За пустым столиком, уткнувшись головой в клеенку, дремлет какой-то человек в плаще; но растолкать его невозможно, до того «набравшись…» Буфетчица дала спички, но тут же и выпроводила друзей: время закрывать, а ну — пошевеливайтесь!

Идут друзья в обнимку, ворчат: «Вот, довоевались!. Не дадут и поговорить по душам…» — «Ну, это ты брось: порядок есть порядок…» И Митька провожает Петруху домой на улицу Пестеля…

А через день-два к Петрухе является гость, чисто выбритый, при галстуке и с порога обнимает хозяина: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком… Встретил на вокзале Митьку, от него и узнал, что жив фронтовой друг Петруха…» И достает гость торжественно бутылку из кармана: надо же выпить за встречу… Хозяин несколько смущен: не может вспомнить, кто этот черный невысокий человек с острыми, прищуренными глазами. Но гость напоминает, «как мы с Митькой тебя в вагон втаскивали», и старшину, и сапоги… После третьей или четвертой стопки Петрухе начинает казаться, что и в самом деле был в роте у них такой вот Федор Гришаев, конечно, много лет с тех пор прошло, сразу и не вспомнишь. Федор рассказывает о себе, жалуется, между прочим, что не дают ему пенсии за ранения, свидетелей требуют, а где их теперь искать?

— Чего? Свидетелей им надо? — вскидывается Петруха. — Да я какое хочешь тебе свидетельство подпишу, ведь вместе воевали, неужели не выручу друга?!

Второго «очевидца» Федор нашел еще проще: встретил шофера, который призывался в сорок первом году, в одном военкомате на лавочке сидели. И опять же за поллитрой не отказался тот шофер подтвердить факт ранения, хотя судьба развела их с Федором на долгие годы по разным дорогам… Но странное дело: в комиссии и этих свидетельств оказалось мало: все чего-то копаются, копаются…

— Товарищ майор, на наш запрос и этот архив отвечает: «Интересующими вас сведениями не располагаем». Что делать?

— Искать. Посылать в девятый, в десятый раз… Минуточку… Алло? Да, я. Что, что?! Здесь, в Ленинграде? Сейчас я к вам зайду.

(Из служебного разговора)

На вокзале у ларька скопилась очередь за пивом. Кто-то сунул деньги поверх голов, и сразу поднялся шум: «Порядка не знаешь? Тебе скорей всех надо?», «Да он слов не понимает, ему на кулаках разъяснять требуется…»

Федор, сдувая с кружки пену, пробормотал:

— Такому на кулаках не разъяснишь. Буржуй советский. Его бы ножичком…

— Перегибаешь, дядя, — сказал Федору молодой парень. — За нож. знаешь, что дают?

— Тебе лучше знать, — огрызнулся Федор. — Видать сову по полету. Стиляга…

За парня вступились, но и Федору неожиданно выискался защитник — худощавый, светлоглазый человек, лет тридцати. Тихим вежливым голосом сказал, что зря к человеку прицепились, мало ли кто чего сболтнет сгоряча?

Федор мельком взглянул на него и отошел, сел на скамью. «Защитник» уселся рядом, закурил, предложил закурить и Федору. Плохонькие папироски, «гвоздики». Федор спросил:

— Ты что ж, никуда не торопишься?

— Некуда. Жена не ждет, и дети не плачут. На работе выходной.

Федор быстро выведал о нем все, хотя тот и не особенно охотно отвечал на вопросы, рассеянно поглядывая на прохожих, щурясь на вышедшее из-за облаков солнышко. Звали его Павлом, работал слесарем на заводе, семью не завел, потому что и сам жил в общежитии. Одет неважно: синяя застиранная спецовка, рваненькая майка, помятая кепка. Федор усмехнулся; усмешка у него была особая: вспухнет, у одного угла рта бугорок, потянет тонкие губы… Язвительная усмешка. Сказал:

— Рабочий класс, а в чем ходишь? Так вот на дураках и ездят. А тот, что без очереди лез, небось и квартиру имеет, да и дачу себе отгрохал.

— Бывает, — нехотя отозвался Павел. — И я бы заработал, да, знаешь, нормы здорово режут…

Федору чем-то приглянулся этот парень, но на всякий случай он постарался от него отвязаться. А встретились они снова вечером, в пивной. Павел с жадностью уминал сардельки с холодными макаронами и подсчитывал копейки на выпивку. Федор посмеялся: что же за мужик, который на вино себе добыть не умеет? И похвастался: я, мол, живу по такому закону: есть у меня двадцать пять рублей — обязан я из них сделать двести пятьдесят…

Чаще всего Федор добывал деньги, «опекая» кого-нибудь из приезжих: посоветует сдать чемодан в камеру хранения и до отхода поезда угощает в ресторане, не жалея своих двадцати пяти рублей. Потом своего нового «дружка» сунет в вагон любого поезда, и едет «дружок», свеся хмельную головушку, сам не ведая куда. А Федор тем временем получит по квитанции из камеры хранения его чемодан…

Павлу Федор намекнул, что пока ротозеи на свете не перевелись, умным людям жить можно.

— И не боишься? — с интересом спросил Павел.

— Надо жить так, чтобы тебя боялись, — наставительно сказал Федор. Потом поднял на Павла жесткие, недобрые глаза:

— А ты, собственно, чего ко мне прилип? А ну, катись…

Другой бы обиделся. Павел же поглядел как-то сонно, поднялся. В дверях еще помахал на прощание рукой, как машут в итальянских фильмах, как будто рассеивая дым перед лицом. Федор подумал: «А не зря ли я его шуганул? Парень сдержанный, на скандал не лезет».

Федору хотелось выпить еще, но один он пить не любил. Взял водки, приехал к себе в Стрельну, зазвал хозяина, Всеволода Волошина. Только расположились, как явилась Надежда и давай пилить:

— Сам пьяница пропащий, еще и моего мужа спаиваешь? Мало вас милиция учит! Вон сегодня у нас в клубе забрали парней, тоже с пьяных глаз в драку полезли, хулиганье. И мне пришлось в отделение идти, свидетельницей.

Федор сказал загадочно:

— Ты бы, Надежда, поменьше ходила в такие места.

— Какие? — удивилась она. — В клуб? Так я же там работаю.

— Не в клуб, а в милицию. Кому помогаешь?

— Но если с хулиганами не бороться, они же совсем распустятся!

— Вот-вот… А о том ты не подумала, что когда придет время, с милицией будет расчет? И не только с милицией, но и с теми, кто с нею связан.

— Да ты про что несешь-то? — опешив, спросила Надежда.

— А вот про что… — И Федор, замахнувшись, резко опустил руку вниз, как будто всаживал в кого-то нож.

Страшным показалось Надежде его серое, с опухшими веками, лицо. Она быстро увела мужа домой.

Капканы ставят зимой на волчьих тропах с такими предосторожностями, чтобы зверь не мог заподозрить присутствия ловушки. Добывают волков и другими способами, основанными на глубоком знании жизни и привычек описываемого хищника.

(Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. 7)

У моего собеседника простое русское лицо, с крупными чертами, светло-карие спокойные глаза, по виду не скажешь, что ему уже за пятьдесят, особенно когда смеется, — открыто, свободно, искренне. Нет в нем и того, чем любят наделять подобных героев в детективных романах: ни «пронзительного» взгляда, ни следов «бессонных ночей», ни даже «волевого подбородка». Не окутывают его и шерлок-холмсовские облака табачного дыма: в светлой, просторной комнате воздух чист и свеж. За большими окнами видны крыши и шпили Ленинграда — города, дорогого нам обоим. Скажите ленинградцу «дорога жизни», — и эти два слова сразу разрушат преграду некоторой связанности между малознакомыми людьми. Когда к этой дороге подходили эшелоны с хлебом для нас, живших в осаде, и с вооружением для тех, кто нас защищал, Иван Сергеевич служил на Ладоге, следил, чтобы все это попадало по назначению, ведь враг и бомбил «дорогу жизни», и засылал своих лазутчиков. Участок работы у Ивана Сергеевича был решающий.

Давно кончилась война, мы возвратились к мирным занятиям, а работа у него по-прежнему трудная и опасная, опять оберегает он ленинградцев, но уже от других бед.

— Главное — обдумать все основательно, вот… — тянет Иван Сергеевич неторопливым своим баском, по привычке подпирая щеку кулаком.

— Учесть характер преступника, предвидеть, как он себя поведет в тех или иных обстоятельствах, какие загадки нам задаст. В данном случае трудность заключалась в том, что человек этот ничем не был связан: ни работой, ни семьей. В любой момент мог сесть в поезд, уехать в любом направлении. Ищи тогда ветра в поле… Вы спрашиваете, почему мы его не взяли сразу? Э, не так-то просто это. Нам было известно, что существует такой матерый волк, но требовалось прежде всего установить — тот ли это, которого мы ищем? Ведь совпадений имен, фамилий, отдельных эпизодов в биографиях разных людей бывает неисчислимое множество…

Пока Иван Сергеевич с кем-то говорит по телефону, я вспоминаю, что рассказал мне другой чекист: искали они одного преступника и вышли на след человека, у которого с этим преступником совпало тринадцать так называемых установочных данных: имя, отчество, фамилия, профессия, место жительства. Даже имена любовниц одинаковые — у одного была Дуся, и у другого Дуся. Только одна маленькая, толстенькая, а другая — ростом под потолок, «верста». Естественно, длинной Дусе ее сожитель представлялся маленького росточка, другая же Дуся утверждала, что он высокий. В одни и те же годы служил один в карательном отряде, второй после ранения не явился в часть, спрятался. И когда его вызвали, решил, что пришло время отвечать за дезертирство — явился с котомкой за плечами, распрощавшись с семьей. И длинная Дуся с изумлением воззрилась на представленного ей на очной ставке человека… Да, совпадения бывают удивительные.